Три иконы

В нашей стороне, кого ни спросишь,
Скажут – есть две чудные святыни:
Есть собор апостола Андрея,
И двуглавый храм святого Иоанна,
Только наши храмы – что сараи
Рядом со стоглавым со собором,
Что стоит в далеком граде Риме.
Главы жарко золотом сияют,
Стены белены толченым перлом,
На вратах литых святые лики,
Вкруг окон наличники резные,
Из червона злата переплеты,
В переплетах чистые рубины,
Меж рубинами – сплошные изумруды.
Писаны на сводах серафимы
Смотрят серафимы умиленно,
Как на троне восседает папа,
Обо всех печется христианах,
Молится о грешниках заблудших.

Смотрит папа на святые лики,
Думает тяжелу думу папа:
«Где б найти такого богомаза,
Чтобы написал Господень образ
Так, чтоб каждый, кто его увидел,
Всей душою умилился слёзно,
Всей душою ада убоялся
И тотчас же кинулся в объятья
Католической, вселенской церкви?»

Вот в свои ладоши хлопнул папа,
Перстни самоцветные сверкнули:
«Принесите сей же час светлый образ,
Что прислал воевода Ромейский».

Вот несут икону из Ромеи,
Образа под золотом не видно,
Самоцветы злато закрывают.
Улыбается с креста Спаситель,
Источают благость его очи.
Осеняет белая десница
Крестным знамением сирых и убогих.

Посмотрел на образ этот папа,
И сказал: «Пожалуй, если взглянет
На него бесстыдная блудница,
В тот же миг раскается на месте,
Примет пострижение во схиму,
Да навеки грешный мир отринет».

Снова хлопает в ладоши папа,
Говорит прислужникам и слугам:
«Принесите вдохновенный образ,
Что был писан во земле Французской».
Вносят образ из земли Французской,
Сам апостол Петр с него нисходит,
На апостоле багряные одежды,
Очи грозные огнем сияют,
Грешникам грозит небесной карой

Пастырь посмотрел на этот образ,
Молвил: «Если вдруг его увидит
Самый нераскаянный разбойник,
Тут же бросит золото на землю
И восплачет горькими слезами,
Плача, препояшется веревкой
И пойдет, питаясь подаяньем,
Босиком до Иерусалима».

В третий раз в ладоши хлопнул папа,
Только не приносят светлый образ.
Смотрит папа на негодных служек,
Говорит, нахмурившись сурово:
«Что, неужто в землях христианских
Нету боле пресветлого лика,
Что в сердцах укрепит святую веру?»
Молчат его негодные слуги,
Смотрят в пол, от стыда покрасневши.

Тут заходит маленький монашек,
Низкий бьет поклон святому собранью,
Поднимает простенький образ,
Ветхую откидывает тряпку.
Видят люди: на доске убогой
Писаный дешевой блеклой краской
Образ Богоматери скорбящей,
Чистый лик ее белее мела,
Очи карие расширены во страхе,
Плачет красными слезами Приснодева,
Падают кровавые слезинки
Капля каплет за тяжелой каплей,
Лужа натекла на папский мрамор.
Только люди тот образ узрели
Прислужники прочь убежали,
Слуги ниц попадали в страхе,
Один остался сидеть святой папа,
Спрашивает малого монашка:
«Чьей рукою писан этот образ,
Из какого края он вышел?»
Отвечает малый монашек:
«Писан образ во земле Валашской,
Во земле, окутанной туманом,
Где встают нечистые из гроба.
Даже если выйти в день базарный
На широкую на городскую площадь,
Хоть ищи с рассвета до заката,
Христианина с огнем не сыщешь,
Ходят только бесы и бесовки,
Покупают разные товары,
Меж собою водят разговоры.
Ежели кто в той земле родился,
То нечистому с рожденья предан.
Ежели в тот край кто приедет,
Будь он трижды добрый христианин,
Хоть ходи он в церковь исправно,
Покаянно челом бей поклоны,
Все одно через год и неделю
Сатана ухватит его душу
Черными погаными когтями.
Станет человек его слугою,
Станет отправлять его волю.
Ведь молитва, что белая голубка,
Возносясь, погибает в черных тучах.
А реши божий раб уехать,
Заплутает в гиблых болотах,
Нечистому зверью на поживу,
Ну а коли сумеет прорваться,
На чужбине тотчас же зачахнет.
Правда, светлая Господня милость
Даже в самый темный угол проникает.
И родятся в земле Валашской люди,
Что через неистовую веру
Пробиваются к Господу молитвой,
Избегают козней сатанинских.
Праведником быть в земле Латинской,
Во Французской земле да в Ромейской
Нелегко, но в земле Валашской
К тому нужно истинное чудо».
Сказал свою речь монашек,
Да тут же под иконою умер.
Повелел закрыть икону папа
Да поставить в темном покое.