Въ годъ тысяча четыреста пятьдесятъ шестой на Рождество Богородицы былъ великiй пожаръ. Учинился онъ, какъ теперь полагаютъ, в тырговиштинскомъ посадѣ, и оттого, милостiю Спасителя, каменному граду вреда не сдѣлалъ, однако сгорѣли при томъ часовня Матери Божiей на Грязяхъ и церковь свъ. Марфы и Марiи, звавшаяся Бѣдняцкой.
Стали винить в томъ одного посѣлянина. Жилъ тотъ у старых врат, изъ дому казался рѣдко и почитался всѣми за колдуна. Когда пришли к нему на дворъ, онъ попытался улизнуть, однако, будучи изловленъ, не артачился, а приведённый къ суду, держался развязно и увѣренно. Охотно поцеловалъ крестъ, прочиталъ трижды «Вѣрую», «Отче наш» и «Богородице, Дево, радуйся» и прилюдно отрёкся отъ нечистого.
Чёрной книги при немъ обнаружено не было, и въ ответъ на приказъ он ея не явилъ, сказавъ, что таковой не владѣетъ.
Постановили за невѣжество дубьёмъ поучить и отпустить.
О томъ было бы забыто, кабы годомъ позднѣе не донесли на того человѣка, что погубилъ онъ ребенка женска пола, именемъ Милица, и благочестивую инокиню Марфу, которыхъ послѣднiй разъ видѣли у его околицы просящими подаянiя. И вновь привели его на судъ, и поклялся онъ на Святомъ Писанiи, что не губилъ добрыхъ прохожихъ. Лично о. Иринархъ осмотрѣл его жилище, и не было найдено тамъ ни телъ, ни крови, напротивъ, домъ содержался въ опрятности и благочинiи, и ликъ свъ. Георгiя, вопреки навѣтамъ, вовсѣ не былъ отвернутъ къ стѣне.
По настоянiю боярина Миклоша Новосадского применили къ нему руколомную науку, но оттого тотъ лишь сознался во множествѣ малыхъ грѣховъ и былъ отпущенъ на епитимiю.
В феврале тысяча четыреста пятьдесятъ девятаго года донесли снова на того посѣлянина, что тотъ повиненъ въ поджогѣ церкви свъ. Христофора, что на Торгу. Храмъ Божiй, благословенiемъ покровителя его, остался стоять, но о. Дионисiй со служками угорѣли насмерть, да изъ честныхъ людей погибло трое, кто не успѣлъ вовремя выбѣжать.
Хотѣли вновь начать судъ, но о. Иринархъ уговорилъ не трогать того чѣловека. Большой шумъ оттого случился средь людей княжескихъ, но в концѣ концовъ не стали святому чѣловеку перечить.
И весною того года вдругъ захворалъ о. Иринархъ, хотя и нестаръ былъ. На Вербное разлилась у него противъ всякого ожидания кровь в головѣ. Святые заступники молились за него, ведь былъ онъ праведной жизни, и избежалъ онъ гибели, однако не смогъ болѣ шевельнуть ни рукой, ни ногой, только слѣпыми очами двигалъ. Рабъ Божiй при немъ всѣнощно состоялъ.
И однажды случилось святое чудо: отверзъ уста святой отецъ. И вотъ что повѣдалъ онъ недостойному:
Когда осматривалъ онъ о веснѣ года четыреста пятьдесятъ седьмого домъ того чѣловека, приметилъ онъ, что образа святые в его жилище обтёрты отъ пыли, а красный уголъ, напротивъ, паутиной заросъ. Молодъ он былъ, а потому неумеренъ въ своей любознательности, говорилъ онъ, потому сталъ посматривать за тѣмъ чѣловекомъ. И приметилъ онъ, что хотя храмъ Божiй тотъ посѣщалъ образцово, въ воскресенье свечу всегда лѣвой, грѣшной рукой держалъ, а правую, праведную, тѣмъ временемъ в шишъ складывалъ.
Расспросилъ онъ соседей того чѣловека и вызналъ, что ходитъ тот к одной бабѣ. Взялъ на себя грѣх и бабу ту подпоилъ да добрыми речами привадилъ. Страшные вещи баба та ему рассказала и обѣщала принесть доказательство вины того чѣловека, да только наутро случился въ церкви свъ. Христофора пожаръ, и она оказалась среди погибшихъ.
Тогда совсѣмъ уверился о. Иринархъ въ винѣ того чѣловека. Но чтобы голословнымъ не быть, вѣдь тотъ уже дважды оправдался, пробрался въ полночь въ его домъ. Не было тогда хозяина в домѣ. Святой отецъ искалъ-искалъ, истомился поисками, но къ рассвету додумался подковырнуть древнiе половицы и нашѣлъ крышку подвала. Какъ сумѣлъ онъ открыть замокъ, он не повѣдалъ, но весьма очевидно, что многiе науки он до иночества своего позналъ. Подъ половицами обнаружился лазъ, и поползъ о. Иринархъ по тому лазу, пока не понял, что ведетъ тотъ черный ходъ на Нечистый погостъ, гдѣ хоронятъ самоубiйцъ и нераскаянныхъ грѣшниковъ. И заканчивался тотъ ходъ гнусной ямой, гдѣ спрятана под бревнами оказалась черная книга со страницами изъ лущащейся кожи, а на каждой страницѣ – ногти. Оробелъ бы тутъ иной, но вознесъ святую молитву отецъ Иринархъ, схватилъ книгу подоломъ рясы и побѣжалъ. Никто его не преслѣдовалъ, и почувствовалъ онъ, что спасся.
Бѣлымъ днемъ добрался онъ до стѣнъ монастыря, и уже открывалася предъ нимъ калитка, какъ окликнулъ его кто-то. Не хотѣлъ оборачиваться о. Иринархъ, но будто железной рукой его за подбородокъ ухватили и развернули. Видитъ, самое большѣе въ сажени отъ него стоитъ колдунъ и пальцемъ манитъ. Стала вырываться черная книга и почти вырвалась на волю, но успѣлъ окрестить ее святой отецъ, и обернулась книга бесполезной грязью, зашипѣла на камняхъ и въ землю ушла. Тогда разъярился колдунъ, зыркнулъ, и большѣ о. Иринархъ ничего не запомнилъ, ибо упалъ.
Донесъ рабъ Божiй это до боярства, былъ изловленъ колдунъ, измученъ огнемъ и утопленъ. Родня ж его изъ града изгнана за ворота. Большѣ его не видѣли. А о. Иринархъ той осенью умеръ.
Въ годъ тысяча четыреста пятьдесятъ шестой на Рождество Богородицы былъ великiй пожаръ. Учинился онъ, какъ теперь полагаютъ, в тырговиштинскомъ посадѣ, и оттого, милостiю Спасителя, каменному граду вреда не сдѣлалъ, однако сгорѣли при томъ часовня Матери Божiей на Грязяхъ и церковь свъ. Марфы и Марiи, звавшаяся Бѣдняцкой.
Стали винить в томъ одного посѣлянина. Жилъ тотъ у старых врат, изъ дому казался рѣдко и почитался всѣми за колдуна. Когда пришли к нему на дворъ, онъ попытался улизнуть, однако, будучи изловленъ, не артачился, а приведённый къ суду, держался развязно и увѣренно. Охотно поцеловалъ крестъ, прочиталъ трижды «Вѣрую», «Отче наш» и «Богородице, Дево, радуйся» и прилюдно отрёкся отъ нечистого.
Чёрной книги при немъ обнаружено не было, и въ ответъ на приказъ он ея не явилъ, сказавъ, что таковой не владѣетъ.
Постановили за невѣжество дубьёмъ поучить и отпустить.
О томъ было бы забыто, кабы годомъ позднѣе не донесли на того человѣка, что погубилъ онъ ребенка женска пола, именемъ Милица, и благочестивую инокиню Марфу, которыхъ послѣднiй разъ видѣли у его околицы просящими подаянiя. И вновь привели его на судъ, и поклялся онъ на Святомъ Писанiи, что не губилъ добрыхъ прохожихъ. Лично о. Иринархъ осмотрѣл его жилище, и не было найдено тамъ ни телъ, ни крови, напротивъ, домъ содержался въ опрятности и благочинiи, и ликъ свъ. Георгiя, вопреки навѣтамъ, вовсѣ не былъ отвернутъ къ стѣне.
По настоянiю боярина Миклоша Новосадского применили къ нему руколомную науку, но оттого тотъ лишь сознался во множествѣ малыхъ грѣховъ и былъ отпущенъ на епитимiю.
В феврале тысяча четыреста пятьдесятъ девятаго года донесли снова на того посѣлянина, что тотъ повиненъ въ поджогѣ церкви свъ. Христофора, что на Торгу. Храмъ Божiй, благословенiемъ покровителя его, остался стоять, но о. Дионисiй со служками угорѣли насмерть, да изъ честныхъ людей погибло трое, кто не успѣлъ вовремя выбѣжать.
Хотѣли вновь начать судъ, но о. Иринархъ уговорилъ не трогать того чѣловека. Большой шумъ оттого случился средь людей княжескихъ, но в концѣ концовъ не стали святому чѣловеку перечить.
И весною того года вдругъ захворалъ о. Иринархъ, хотя и нестаръ былъ. На Вербное разлилась у него противъ всякого ожидания кровь в головѣ. Святые заступники молились за него, ведь былъ онъ праведной жизни, и избежалъ онъ гибели, однако не смогъ болѣ шевельнуть ни рукой, ни ногой, только слѣпыми очами двигалъ. Рабъ Божiй при немъ всѣнощно состоялъ.
И однажды случилось святое чудо: отверзъ уста святой отецъ. И вотъ что повѣдалъ онъ недостойному:
Когда осматривалъ онъ о веснѣ года четыреста пятьдесятъ седьмого домъ того чѣловека, приметилъ онъ, что образа святые в его жилище обтёрты отъ пыли, а красный уголъ, напротивъ, паутиной заросъ. Молодъ он былъ, а потому неумеренъ въ своей любознательности, говорилъ онъ, потому сталъ посматривать за тѣмъ чѣловекомъ. И приметилъ онъ, что хотя храмъ Божiй тотъ посѣщалъ образцово, въ воскресенье свечу всегда лѣвой, грѣшной рукой держалъ, а правую, праведную, тѣмъ временемъ в шишъ складывалъ.
Расспросилъ онъ соседей того чѣловека и вызналъ, что ходитъ тот к одной бабѣ. Взялъ на себя грѣх и бабу ту подпоилъ да добрыми речами привадилъ. Страшные вещи баба та ему рассказала и обѣщала принесть доказательство вины того чѣловека, да только наутро случился въ церкви свъ. Христофора пожаръ, и она оказалась среди погибшихъ.
Тогда совсѣмъ уверился о. Иринархъ въ винѣ того чѣловека. Но чтобы голословнымъ не быть, вѣдь тотъ уже дважды оправдался, пробрался въ полночь въ его домъ. Не было тогда хозяина в домѣ. Святой отецъ искалъ-искалъ, истомился поисками, но къ рассвету додумался подковырнуть древнiе половицы и нашѣлъ крышку подвала. Какъ сумѣлъ онъ открыть замокъ, он не повѣдалъ, но весьма очевидно, что многiе науки он до иночества своего позналъ. Подъ половицами обнаружился лазъ, и поползъ о. Иринархъ по тому лазу, пока не понял, что ведетъ тотъ черный ходъ на Нечистый погостъ, гдѣ хоронятъ самоубiйцъ и нераскаянныхъ грѣшниковъ. И заканчивался тотъ ходъ гнусной ямой, гдѣ спрятана под бревнами оказалась черная книга со страницами изъ лущащейся кожи, а на каждой страницѣ – ногти. Оробелъ бы тутъ иной, но вознесъ святую молитву отецъ Иринархъ, схватилъ книгу подоломъ рясы и побѣжалъ. Никто его не преслѣдовалъ, и почувствовалъ онъ, что спасся.
Бѣлымъ днемъ добрался онъ до стѣнъ монастыря, и уже открывалася предъ нимъ калитка, какъ окликнулъ его кто-то. Не хотѣлъ оборачиваться о. Иринархъ, но будто железной рукой его за подбородокъ ухватили и развернули. Видитъ, самое большѣе въ сажени отъ него стоитъ колдунъ и пальцемъ манитъ. Стала вырываться черная книга и почти вырвалась на волю, но успѣлъ окрестить ее святой отецъ, и обернулась книга бесполезной грязью, зашипѣла на камняхъ и въ землю ушла. Тогда разъярился колдунъ, зыркнулъ, и большѣ о. Иринархъ ничего не запомнилъ, ибо упалъ.
Донесъ рабъ Божiй это до боярства, былъ изловленъ колдунъ, измученъ огнемъ и утопленъ. Родня ж его изъ града изгнана за ворота. Большѣ его не видѣли. А о. Иринархъ той осенью умеръ.